Мемуары немецких солдат о ржевской мясорубки. Ржевская битва. Город в оккупации

Глава вторая Под Сычевкой и Ржевом Приказ о начале формирования 6-го танкового корпуса был подписан 22 апреля 1942 г., а четыре дня спустя я прибыл в небольшой подмосковный городок, где расположилось управление нового соединения. Собственно управления в полном смысле этого

В недавно вышедшем на экраны документальном фильме А. Пивоварова было заявлено: «согласно советской статистике, в четырех операциях под Ржевом погибли 433 тыс. красноармейцев ». Цифра достаточно большая, но и она была некоторыми сочтена недостаточно весомой. Так в прессе встречались утверждения вида «Пивоваров рассказал то, что и без него было всем известно: подо Ржевом погибло более миллиона русских » (Елена Токарева, Stringer от 26 февраля 2009 г.). Журналистка Алина Макеева из «Комсомольской правды» не останавливается на круглом миллионе и пишет «Официальные данные (по мнению многих историков, сильно заниженные) признают: на небольшом клочке земли погибли больше миллиона советских солдат и офицеров! Ржев и соседние города были полностью разрушены » (КП от 19 февраля 2009 г.). Желтую майку лидера уверенно взял журналист Игорь Елков. Он пишет про ржевскую битву: «О точных цифрах потерь сторон спорят до сих пор. Последнее время говорят о 1,3–1,5 млн погибших советских солдат. Порой звучит цифра: более 2 миллионов » («Российская газета» - Неделя № 4857 от 26 февраля 2009 г.) Обращаю внимание на формулировку во всех трех случаях: «погибло» т. е. было убито. Как тут не вспомнить бессмертное «Пиши больше! Что их, басурман, жалеть!» Обидно только, что в качестве «басурман» выступают солдаты своей страны. В принципе вышеприведенные оценки потерь это обычная безграмотность, когда общие потери путают с безвозвратными. Однако эти цифры становятся достоянием общественности, и как говорится, «идут в народ».

На фоне миллионов погибших под Ржевом называемых в прессе фильм НТВ начинает казаться ярким лучом правды в темном царстве. Происхождение названной в фильме цифры очевидно. Это арифметическая сумма по графе «безвозвратные потери» из таблицы по Ржевско-Вяземской операции (8.01.1942–20.04.1942) и по трем Ржевско-Сычевским операциям 1942–1943 гг. из Таблицы 142 хорошо всем известной книги «Потери СССР и России в войнах XX века». Таким образом, более 60% в названной цифре составляют безвозвратные потери в Ржевско-Вяземской наступательной операции. Некорректность такого подсчета также очевидна. Ржевско-Вяземская операция разворачивалась на фронте 650 км. Довольно странно в связи с этим приписывать к потерям под Ржевом тех, кто погиб под Юхновом, Сухиничами или в окружении под Вязьмой. Справедливости ради следует сказать, что не А. Пивоваров является автором всех этих калькуляций. Принимавшая участие в съемках фильма С. Герасимова в своей диссертации по Ржевской битве уверенно оперирует общими потерями в Ржевско-Вяземской операции без каких-либо попыток вычленить из них потери собственно под Ржевом.

С другой стороны, существенным недостатком труда Кривошеева является «отрубание хвостов» операциям. Т.е. подсчет потерь ограничивается временным периодом, не покрывающим все время активных боев. Это, кстати, относится не только к операциям, проводившимся на западном направлении в 1942 г. Соответственно исключенным из статистики оказывается период интенсивных боев собственно за город Ржев в конце августа и в начале сентября 1942 г. В итоге мы получаем как переучет, так и недоучет потерь. Одним словом, узкая задача выяснения потерь в сражении за Ржев требует обращения к первоисточникам. Основным использованным источником являются так называемые «десятидневки», подававшиеся с периодом десять дней (подекадно) донесения войск о потерях.

Хотелось бы подчеркнуть, что дело не в том, что указанные выше цифры слишком большие (или слишком маленькие, кому как). Дело в том, что они получены путем очевидно неверных расчетов. Нас же интересует вопрос: сколько в действительности Красная армия потеряла в боях за Ржев? Действительно ли он заслуживает статуса «краеугольного камня» Восточного фронта? Надо сказать, что «краеугольным камнем» его назвал командир воевавшей под Ржевом 6-й пехотной дивизии генерал Хорст Гроссман. Такой человек лицо по определению пристрастное и привязанное к истории своего соединения. Умолчания и недоговорки относительно боев за Ржев в советской литературе также не являются доказательством исключительности этих сражений. Умалчивались также бои на Миусе, которые ни по масштабам потерь, ни по значению не претендуют на роль «краеугольного камня».

Рассматривая бои за Ржев в хронологическом порядке необходимо в первую очередь вычленить из общих потерь Западного фронта в Ржевско-Вяземской операции потери, понесенные на ржевском направлении. Хотелось бы подчеркнуть, что термин «ржевское направление» употребляется не столько во избежание лексических повторов сколько для обозначения масштабов битвы. В начале января 1942 г. правое крыло Западного фронта действовало под Волоколамском. От Ржева неблизко, около 100 км, но укладывается в формулировку «на ржевском направлении». Армии правого крыла Западного фронта и левого крыла Калининского фронта действительно образовывали широкую дугу, огибавшую Ржев. Ни в коем случае не следует это понимать как бои непосредственно за город. Разделительной линией, отделяющей армии Западного фронта, наступающие на других направлениях, от «ржевских» может служить шоссе Смоленск - Вязьма - Москва. Воевавших севернее шоссе можно считать участниками боев за Ржев. Хотя бы на том основании, что их целью была Сычевка - ключевой узел коммуникаций на питавшей немецкие войска под Ржевом железнодорожной ветке. Тем самым мы задаем подсчет потерь на достаточно большом пространстве. Ржев от Вязьмы находится на расстоянии около 120 км. То есть мы не подсчитываем потери только в непосредственной близости от города Ржев. Речь идет о потерях за Ржевский выступ в целом. Также мы не будем мелочиться: отсчитывать потери от 8 января 1942 г. и завершать их подсчет на 20 апреля 1942 г. (хронологические рамки Ржевско-Вяземской операции). Подсчитаем потери, начиная с 1 января 1942 г. по 1 мая 1942 г.

Надо сказать, что наступавшая на Ржев группировка не была статичной в течение всего описываемого периода. 1-я ударная армия участвовала в боях на ржевском направлении сравнительно короткий отрезок времени. Она была в середине января 1942 г. целиком изъята из состава Западного фронта и отправилась в район Старой Руссы. Там она участвовала в боях за Демянск. Вместе с ней, кстати, убыла из под Москвы знаменитая 8-я гвардейская дивизия. Панфиловская дивизия также отправилась под Демянск и в боях под Ржевом не участвовала. Полосу изъятой 1-й ударной армии заполнили частями соседней 20-й армии. Управление 16-й армии 21 января было переброшено в район Сухиничей. Соединения армии после завершения операции на Гжатском направлении были переданы соседней 5-й армии, а в новое место назначения убывал практически только «мозг» одной из лучших армий начального периода войны во главе с ее командующим К. К. Рокоссовским и начальником штаба А. А. Лобачевым. Управление 16-й армии прибыло в район Сухиничей 27 января. Соответственно с 21 января 16-я армия стала докладывать о потерях на сухиничском направлении и из подсчета потерь под Ржевом ее необходимо исключить. Таким образом, в расчеты включаются 1-я ударная, 16-я, 5-я и 20-я армии. При этом потери 1-й ударной армии подсчитываются до момента ее переброски на Северо-Западный фронт, а 16-й армии - до момента перемещения штаба Рокоссовского в Сухиничский выступ. 5-я и 20-я армии, точнее их потери, учитывались в течение всего периода. Собственно 20-я армия стала настоящим ветераном позиционных сражений под Ржевом. Так или иначе, она участвовала во всех наступательных операциях - зимней, летней и «Марсе». В указанный период 20-й армией командовал небезызвестный А. А. Власов. В марте 1942 г. его сменил М. А. Рейтер. 5-й армией в январе-апреле 1942 г. командовал генерал-лейтенант артиллерии Л. А. Говоров.

Результаты подсчетов см. в таблице:

Пережившая окружение стрелкового и механизированного корпуса 41-я армия является безусловным лидером по потерям в «Марсе». Несколько странно выглядят высокие потери 39-й армии на «макушке» ржевского выступа, особенно удивляют достаточно большие потери пропавшими без вести. Для позиционных боев такое было, вообще говоря, нехарактерно.

Следует отметить, что «Марс» не был единственным операционным направлением Калининского фронта в ноябре-декабре 1942 г. Достаточно тяжелые бои, завершившиеся победой советских войск, шли под Великими Луками. Наступавшая здесь 3-я ударная армия потеряла почти 45 тыс. человек

Учитывая, что общие потери всего Западного фронта в декабре 1942 г. составили около 90 тыс. человек (ЦАМО РФ, ф.208, оп.2579, д.22, л.49), названная Кривошеевым цифра потерь в операции «Марс» представляется вполне соответствующей имеющимся документальным источникам. Из советских и немецких источников известно, что к концу декабря бои постепенно стихли. Перехлесту, подобному концу августа и сентябрю 1942 г. взяться просто неоткуда. Также улучшилось соотношение потерь с противником. 9-я армия потеряла в ходе советского наступления около 53 тыс. человек, что дает нам соотношение потерь примерно 1:4.

По последнему, мартовскому 1943 г.сражению за Ржев, точнее - эвакуации немцами ржевского выступа, «Потери СССР и России в войнах XX века» называет цифру потерь в 138577 человек (в том числе 38862 человека безвозвратные потери). При этом постулируется, что подсчитаны потери Калининского и Западного фронтов в полном составе. Однако это утверждение не стыкуется с имеющимися документами. Так общие потери всех армий Западного фронта за март 1943 г. составили 162326 человек.

Однако в ликвидации Ржевского выступа в марте 1943 г. участвовали не все армии как Калининского, так и Западного фронтов. Операцию проводили смежные фланги двух фронтов. Т.е. названную коллективом Кривошеева цифру можно принять как базовую для Ржевско-Вяземской операции 1943 г. с оговоркой, что она относится к войскам на периметре ржевского выступа.

На всякий случай подчеркну еще раз, что подсчитывались потери не в боях за Ржев как таковой, а на широкой дуге протяженностью 200–250 км, огибавшей город. Следует также отметить, что не всех проходящих по графе «безвозвратные потери» следует априори считать погибшими. Немало тех, кто числился пропавшим без вести и оказавшихся в немецком плену, впоследствии все же вернулись на родину. Одно можно утверждать совершенно определенно: ни о каком миллионе погибших под Ржевом не может быть и речи. Как, впрочем и о полутора-двух миллионах общих потерь.

О Ржевских боях

За три года на фронте мне пришлось участвовать во многих боях, но снова и снова мысль и боль воспоминаний возвращают меня к ржевским боям. Страшно вспомнить, сколько там людей полегло! Ржевская битва — это была бойня, и Ржев был центром этой бойни. Такого я не видал потом за всю войну. Мой рассказ о боях на Ржевской земле лишь чуть-чуть обнажает подводную часть айсберга ржевской трагедии. Это лишь то, что видел и пережил я сам. Однако мою «окопную» правду подтверждают не только историки и живые свидетели-ветераны, уцелевшие в тех боях, но и книга немецкого генерала Хорста Гроссмана «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта».

Немцы удерживали город за счет выгодности своих позиций, превосходства в воздухе, вооружении и материальном обеспечении: они лучше нашего были вооружены, занимали заранее оборудованные позиции на высотах, а мы под бомбами и снарядами лезли на их пулеметы снизу, из болот. Горько и обидно было нашим солдатам терпеть неуспехи по не зависящим от них причинам, страдать от необеспеченности в вооружении, от неопытности командования, компенсировать все эти нехватки своими жилами, нервами, желудками, муками, кровью и жизнями.

Более шестидесяти лет прошло с окончания Ржевской битвы. Но, несмотря на ее грандиозность, не уступающую по масштабам ни Сталинградской, ни Курской битвам, о ней мало кто знает. Разве что ветеран войны, побывавший в той мясорубке, никогда ее не забудет. Да Александр Твардовский не мог не вспомнить о ней после войны в своем стихотворении «Я убит подо Ржевом». Больше никто! — ни полководцы, ни власти, ни военные историки, ни писатели, ни даже журналисты — никто! не обмолвился о ней КАК О БИТВЕ ни словом.

Наши потери убитыми и ранеными в Ржевской битве приближались К ДВУМ С ПОЛОВИНОЙ МИЛЛИОНАМ ЧЕЛОВЕК. Но Ржев так и не был взят.

А потому официально до сих пор ВЕЛИЧАЙШЕЕ РЖЕВСКОЕ СРАЖЕНИЕ не называется БИТВОЙ, числится в ранге «боев местного значения». Спросите любого из трех встреченных фронтовиков, и вы убедитесь, что один из них воевал подо Ржевом. Возникает вопрос: откуда это умаление и замалчивание? В ИСТОРИИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НЕ БЫЛО БОЛЕЕ ГРАНДИОЗНОГО И БОЛЕЕ МАСШТАБНОГО СРАЖЕНИЯ, ЧЕМ РЖЕВСКАЯ БИТВА — ни по количеству задействованных войск — ОКОЛО ДЕСЯТИ МИЛЛИОНОВ С ОБЕИХ СТОРОН, ни по охватываемой территории — ВОСЕМЬ ОБЛАСТЕЙ, ни по длительности боев — 17 МЕСЯЦЕВ, ни по КОЛИЧЕСТВУ ОПЕРАЦИЙ .

В ходе Ржевской битвы с нашей стороны было проведено невиданное для одного сражения количество войсковых операций: шесть наступательных и четыре оборонительные. В боях было задействовано 5 ФРОНТОВ, более 30 АРМИЙ и КОРПУСОВ. В сражениях принимало участие невиданное количество ТАНКОВ — БОЛЕЕ ПОЛУТОРА ТЫСЯЧ единиц. О масштабности боев говорят и наши потери: 2 060 ООО человек. Это без учета потерь 39-й армии, которая в июле 1942 года была окружена юго-западнее Ржева, и немцы только в плен взяли 50 100 человек. И без учета потерь Калининского и Западного фронтов в боях на Ржевском и Сычевском направлениях в ноябре — декабре сорок второго. Каковы же были суммарные потери за 17 месяцев ржевского противостояния, никто не считал. Потому что бои шли днем и ночью более года, части постоянно пополнялись новыми солдатами и офицерами. В периоды самых ожесточенных боев дивизии теряли в день по 300–350 человек убитыми и по 700–800 ранеными. До сих пор добровольческие поисковые отряды студентов и школьников возами вывозят и предают земле кости погибших в болотах солдат.

Обвод Ржевского выступа по дуге фронта составлял 530 километров. По глубине он заходил за Вязьму до 160 километров. А от Москвы отстоял всего на 150 километров. Важность этого плацдарма осознавали и Сталин, и Гитлер, а потому первый стремился во что бы то ни стало ликвидировать его, второй — изо всех сил удержать. О постоянном интересе, который проявляли и Гитлер, и Сталин к боям за Ржев, говорят и такие факты. Гитлеру при уходе его войск из Ржева хотелось обязательно услышать по телефону взрыв моста через Волгу. А Сталин, никогда не выезжавший на фронт, не удержался, чтобы 4 августа 1943 года, полгода спустя после боев, посетить-таки Ржев.

Не виноваты были наши солдаты и офицеры в том, что понукаемые Сталиным полководцы проводили войсковые операции, не обеспеченные материально, и в первую очередь с воздуха, хотя по замыслу они были дерзки и замечательны.

Как только не называли Ржев немцы: «ключ к Москве», «пистолет, направленный в грудь Москвы», «плацдарм для прыжка на Москву». И сражались они подо Ржевом остервенело. Если у нас, по примеру Гитлера, вышел приказ Сталина № 227 «Ни шагу назад!», подкрепленный заградотрядами, которые лежали сзади атакующих с пулеметами и стреляли по отступавшим, то немцы расправлялись со своими отступавшими не менее жестоко.

Немцы также несли высокие потери подо Ржевом: в батальонах из 300 солдат оставалось до 90, а то и по 20 человек. Наши потери при атаке взломанной немецкой обороны в Ржевско-Сычевской операции были невелики. Они начались после проволочки из-за дождей, когда у немцев схлынул испуг и они снова крепко засели уже на внутренних, хорошо оборудованных рубежах.

Мы наступали на Ржев по трупным полям. В ходе ржевских боев появилось много «долин смерти» и «рощ смерти». Не побывавшему там трудно вообразить, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел.

Лето, жара, безветрие, а впереди — вот такая «долина смерти». Она хорошо просматривается и простреливается немцами. Ни миновать, ни обойти ее нет никакой возможности: по ней проложен телефонный кабель — он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползешь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Этот смрад неподвижно висит над «долиной». Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьет фонтан тлетворной вони. Но вот пролетели осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова — вперед.

Или осенью, когда уже холодно, идут дожди, в окопах воды по колено, их стенки осклизли, ночью внезапно атакуют немцы, прыгают в окоп. Завязывается рукопашная. Если ты уцелел, снова смотри в оба, бей, стреляй, маневрируй, топчись на лежащих под водой трупах. А они мягкие, скользкие, наступать на них противно и прискорбно.

А каково солдату в пятый раз подниматься в атаку на пулемет! Перепрыгивать через своих же убитых и раненых, которые пали здесь в предыдущих атаках. Каждую секунду ждать знакомого толчка в грудь или ногу. Мы бились за каждую немецкую траншею, расстояние между которыми было 100–200 метров, а то и на бросок гранаты. Траншеи переходили из рук в руки по нескольку раз вдень. Часто полтраншеи занимали немцы, а другую половину мы. Досаждали друг другу всем, чем только могли. Мешали приему пищи: навязывали бой и отнимали у немцев обед. Назло врагу горланили песни. На лету ловили брошенные немцами гранаты и тут же перекидывали их обратно к хозяевам.

Об ожесточенности боев за Ржев говорит такой факт. Только в одной деревне Полунино, которая стоит в четырех километрах севернее Ржева, в братской могиле захоронено ТРИНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СОВЕТСКИХ ВОИНОВ из СЕМИДЕСЯТИ ТРЕХ ДИВИЗИЙ И БРИГАД, воевавших здесь. Их тела собраны с окрестных полей.

В каждой дивизии насчитывалось двенадцать, а в бригаде — восемь тысяч воинов. Правда, непосредственно в бою от каждой дивизии одновременно участвовало не более двух тысяч, остальные их обслуживали. Можно посчитать, сколько же наших солдат участвовало в боях только в районе деревни Полунино!

В результате ликвидации Ржевско-Вяземского выступа была окончательно снята угроза Москве. Но то, что Ржев не был взят нами ни в январе, как приказывал Сталин, ни в августе сорок второго, а был оставлен немцами лишь в марте сорок третьего, не делало чести нашему командованию. Потому так стыдливо умалчивали о ржевских боях воевавшие там полководцы. А то, что это замалчивание перечеркнуло героические усилия, нечеловеческие испытания, мужество и самопожертвование миллионов советских солдат, воевавших подо Ржевом, то, что это явилось предательством и надругательством над памятью почти миллиона погибших, останки которых большей частью до сих пор еще не захоронены, — это, выходит, не так уж и важно.

Битва за Ржев — это самая трагическая, самая кровопролитная и самая неудачная из всех битв, проведенных нашей армией. А у нас не принято писать о неудачах.

Стратегический просчет Сталина в начале войны позволил Гитлеру достичь не только Ржева, но и Москвы. Ну а владея превосходным оборонительным рубежом Вязьма — Ржев, немцы, под личным присмотром Гитлера, упорно оборонялись.

Когда в Ржеве отмечали 55-летие освобождения города, то, как и на празднование 50-летия, никто из высоких гостей из Москвы на эти торжества не приехал. Повторилось это небрежение и на 60-летии торжеств. Ни словом не обмолвились о ржевских торжествах ни Центральное телевидение, ни радио, ни газеты. Значит, цель — замалчивать, а вернее, забыть эту ВЕЛИЧАЙШУЮ ТРАГЕДИЮ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ — достигнута.

Однако пусть молчат лицемерные власти, прислуживающие им историки, твердокаменные военные, изощренные в витиеватостях писатели, но почему не заметили ржевских празднеств вездесущие журналисты, не совсем ясно. Скорее всего по молодости лет не осведомлены они по этой части, не знают своей истории.

В конце концов 2 марта 1943 года немцы сами оставили город. Решающей причиной бегства немцев из Ржева было их поражение под Сталинградом. К тому же войска Калининского и Западного фронтов продвинулись вокруг города так далеко, что оставаться в нем стало бессмысленно.

О получении партийного билета

Под Новый, 1943 год нашу дивизию вывели из-подо Ржева. В конце августа меня приняли кандидатом в партию, и тут вдруг, когда я готовил разведчиков к поиску, вызвали в политотдел дивизии получать кандидатскую карточку.

Ночью я пробрался в тылы полка и оттуда в тылы дивизии. Располагались тылы километрах в пятнадцати от нас, в районе деревни Дешевки. Немцы сожгли подо Ржевом все деревни, поэтому штабные и тыловые люди жили, как и мы, в землянках. Здесь не стреляли и можно было ходить в полный рост. Да и землянки у них выше человеческого роста, как комнаты, и с дверями, а сверху защищены накатами из толстых бревен. Да уж, не то что у нас: конура, прикрытая сверху какою-нибудь жестянкой от крыла самолета, чтобы земля не сыпалась, а дверью, как правило, служит плащ-накидка.

По наивности я думал, что меня, лейтенанта с передовой, встретят и сразу вручат документ. Но часовой сказал: «Жди утра». Было прохладно, я устал, а отдохнуть негде, в блиндажи не пускают. Хорошо, что я сухой был. Присел на пригорке. Все в тылу показалось мне странным. Первое, что поразило в жизни тыловиков, — время подъема. Уже и солнце взошло, а они всё спят. У нас на передовой с рассветом уже стрельба идет, все люди на ногах, бывает, и всю ночь в мокрой траншее протопчешься. А тут спят себе часов до восьми, поднимаются, когда солнце припечет. Вот и приходится сидеть дожидаться начала их рабочего дня.

Наконец из блиндажей прокуратуры, политотдела, редакции дивизионной газеты и всяких других служб один по одному начали выходить заспанные, в нижнем белье люди. Зевая, протирали кулаками глаза, взглядывали из-подладони на солнце и медленно брели к хорошо оборудованным туалетам, тоже на всякий случай прикрытым сверху мощным накатом. Нет, у нас на передовой так не походишь. Помню, впервые, когда еще не закрепились, не было сплошных траншей, тем более отхожих мест, только человек наверх сунется по нужде, а немец не дремлет: трах — и нет солдата. Печально было видеть, как гибнут люди в таких позах. И ведь находились шутники, зубоскалили и по этому поводу, не от вредности, конечно, — больше, чтоб себя подбодрить.

Люди в исподнем неспешно, со смаком умывались, ординарцы обихаживали начальство: одни внимательно, не отрываясь, сливали воду, другие занимались одеждой: чистили ее и любовно, двумя пальчиками, снимали пылинки, кто-то драил сапоги, другие уже несли в блиндажи котелки с завтраком. Спросил у одного в кальсонах:

— Когда кандидатские карточки будут выдавать?

— У нас рабочий день с девяти, — чинно ответил он.

Я возвратился на свой бугорок. Ко мне подошли еще два офицера, тоже пришли с передовой — получать партбилеты. Ждем. Только часов в двенадцать мы получили свои документы. Никто нас не покормил, не спросил, как мы воюем. Лишь часовой интересовался, и то только потому, что начальство пригрозило отправить его в пехоту. Майор же из политотдела театрально пожал мне руку, похлопал по плечу и сказал:

— Бей фашистов, воюй как коммунист.

О замполитах.

Мы ехали в Москву на 50-летие Победы. В купе нас было четверо. Все из разных городов России и Украины. Случилось так, что мы представляли и разные рода войск: летчик, танкист, пехотинец и артиллерист. Жалели, что не было среди нас моряка: вот кого интересно бы послушать. Редко встречается, чтобы бывалые фронтовики с любопытством слушали друг друга. Атут мы до тонкостей выясняли особенности боевой деятельности летчика и танкиста, пехотинца и артиллериста.

— Ребята, а из вас, случайно, никто не комиссарил? — обратился к нам летчик-штурмовик. — А то ненароком обидишь кого. — Убедившись, что в купе только строевые командиры, летчик продолжил: — Если уж кому и жилось на войне, так это политработникам. Летать не летали, а ордена получали. Да еще более высокие, чем мы. Помню, мне за первые вылеты «Отечественную войну» дали, а нелетающему замполиту — орден боевого Красного Знамени отвалили. Вступил в разговор танкист:

— Точно, и у нас замполиты в бой не ходили. Ему даже танк не положен был, хотя у зама по строевой танк был.

— Наши больше возле кухонь отирались. Я батальон веду в атаку, а эта троица: замполит, парторг, комсорг — в тылах сидит, вроде бы о питании печется; будто без них старшина не пошлет кухню, когда стемнеет, — недовольно отозвался о своих политработниках комбат-пехотинец.

— Ау меня, — включился и я в разговор, — хитрющий замполит был. И вредный. На передовую за три года так ни разу и не сходил. Все при штабе, на кухне да в тылах: продукты для себя выискивал или обмундирование поновее. И парторга с комсоргом — молодых офицеров — все время при себе держал. Для них передовая как бы запретной зоной была, тоже ни разу нас не посетили. Видно, такое указание сверху у них было. Только и знали все трое, что политдонесения в полк строчить.

— А в газетах и книгах все они — герои, — проворчал кто-то в темноте.

— Так ведь газеты-то они и печатали, да и книгами сами ведали. Вот своего брата да самих себя и прославляли.

— Что верно, то верно, — согласился я, — большинство пишущего народа из комиссарской шинели вышло.

— Я как-то написал в газету, а мне: «А роль политрука почему не отразил?» А что я отражу? Как он в тылу сидел, пока мы воевали? Ан нет! Все равно: «Покажи его героем, иначе не напечатаем».

— А и верно, почему до сих пор никто о них правду не написал? Боятся, что ли? Но ведь теперь-то можно правду сказать!

— Да, напиши ты правду! Они сразу все и окрысятся: «Мы за Сталина в атаку ходили!» — категорично вмешался комбат-пехотинец. — Их же много, они почти все выжили. Посчитай, сколько комбатов погибло и сколько их. Да все начальниками после войны стали — в райкомах и обкомах только они. Как писали неправду в войну, что в атаку ходили с криками «За товарища Сталина! Вперед, в атаку!» — так большинство народа до сих пор и считает. А ведь на самом-то деле никто во время атак про Сталина и не вспоминал. Была короткая команда: «Вперед!» Ну, матом иногда добавляешь для убедительности. Разве там было время для агитации? Поэтому кто ныне кричит, что он в атаку «За Сталина» ходил, сразу скажу: из газет взял, ни в какую атаку он не ходил, даже на передовой не был. Кстати, в атаку не ходили, а бегали, да еще как: если не успеешь добежать до вражьей траншеи, то все пропало. Уж я-то знаю!

На этой печальной ноте и затих разговор. Один за одним все заснули. А мне не спалось, растревоженный темой, в темноте, под стук колес предался воспоминаниям. Вспомнил и политработников своего дивизиона. Наверное, Карпов, мой замполит, опять на встречу приедет…

Вернулся я со встречи домой и под впечатлением услышанного решил сам описать боевые эпизоды, а заодно и о своих политработниках правду сказать. А то ведь действительно, как сказал один из моих попутчиков, на века утвердится миф о повальном героизме комиссаров в Отечественную войну. А я из собственного опыта знаю: политработники, с которыми я общался на фронте, за исключением нескольких человек, в боях не участвовали и никакого героизма не проявляли. Многие из них были бездельниками и трусами. Они только и умели цидульки-доносы писать, распоряжаться, надзирать — и ни за что не отвечать.

В конце того же сорок второго года, спустя три месяца после выхода приказа Сталина «Ни шагу назад», когда к обычным колоссальным потерям командиров взводов, рот и батальонов прибавились еще и репрессивные потери от слишком усердной деятельности особых отделов, Сталин приказал: командирам взводов, рот и батальонов во время атак находиться не в цепях наступающих и не впереди них, а позади своих подразделений. Но из этого ничего не вышло. Политрука-то взяли да и убрали из роты, а командира-то не то чтобы убрать, а и сзади солдат поставить невозможно: по команде «Вперед!» не все бойцы поднимаются под пули, их надо поднимать примером или силой, а для этого командиру надо быть рядом с ними, в цепи. Вот и получилось: политработников сберегли, а всю тяжесть войны взвалили на офицеров батальона, вот почему взводный в среднем жил день, ротный — неделю и батальонный командир — от силы месяц.

К нашему замполиту добродушному майору Захарову солдаты относились с юмором и, вспоминая безграмотные его речи, часто подшучивали над ним. А вот его преемника, замполита капитана Карпова, откровенно не любили. Перейдя из парторгов в замполиты, Карпов был по-прежнему тих, вежлив, но молчалив, необщителен и злопамятен. Солдатам больше всего не нравилась его ничем не скрываемая психологическая установка: во что бы то ни стало выжить. Отсюда проистекала его патологическая трусость. Будучи сам скрытным и замкнутым, он уводил от общения с личным составом и подчиненных ему парторга и комсорга. Однажды солдаты-тыловики из любопытства и неприязни выкрали у него дневники и уничтожили их. По просьбе Карпова я стал разбираться с этим неприятным делом. Солдаты со скрытым юмором и напускным непониманием отвечали:

— Ведение дневников на фронте строго запрещено. Разве мог замполит нарушить этот запрет?! Никаких дневников и в помине не было!

С моими разведчиками и связистами замполит Карпов не общался, потому что никогда не был на передовой. Однажды я по телефону попросил его сходить на батарею, которая располагалась в тылах всего в ста метрах от него, и побеседовать с новым командиром Щегольковым. Разжалованный из подполковников в капитаны Щегольков сильно пил, самовольно покидал наблюдательный пункт, из-за чего пехота несла неоправданные потери. Я полагал, что политический руководитель дивизиона не менее моего обеспокоен судьбой батареи и сразу поспешит на батарею. К тому же им со Щегольковым по сорок, они в отцы мне годятся, и Карпову более с руки урезонить своего одногодка комбатареи-выпивоху. К моему удивлению, Карпов наотрез отказался, побоялся обстрела и опасался немилости начальства, которое опекало Щеголькова. А что батарея пропадает и пехота без артиллерийской поддержки гибнет — это его не волновало. Я обратился к замполиту полка майору Устинову, чтобы он повлиял на Карпова, но тот посоветовал Карпова не беспокоить. Тот же ответ услышал и из политотдела дивизии. Но когда Щегольков на боевой машине уехал пьянствовать, лишив батарею подвижности, я, уже на свой страх и риск, выгнал пропойцу из дивизиона, и начальство в интересах дела стерпело мое самоуправство.

Карпов и политическое руководство полка и дивизии дали мне понять, что никакого равноправия, никакой справедливости я не добьюсь, а переименование комиссаров в замполиты — сущий камуфляж. Став замполитами, комиссары нисколько не потеряли фактической власти, а только ловко ушли от ответственности. Им даже денежное содержание комиссарское сохранили. Теперь за все в ответе был командир — «единоначальник». Мы видели это на уровне полка и батальона. А после войны узнали, что пользовались этой тенью и высшие партийные руководители. И сам Сталин, и Хрущев, Мехлис, Голиков любили по-хозяйски «порулить» на войне, невзирая на предостережения командующих. Наделают глупостей, загубят сотни тысяч солдат — и в кусты, а командира» козла отпущения, — к ответу.

Всю свою злость я вымещал на фашистах. Мой дивизион всегда шел первым. Неотвратимость скорой погибели в бою притупляла страх не только перед немцами, но и перед своими. Однако получался парадокс: я больше боялся не смерти, а плена, потому что плен считался предательством. Фашистов не боялся, а своих особистов и политработников исподволь побаивался. Потому, что в суматохе боя мы часто оказывались в расположении противника и могли заподозрить, что ты был в контакте с немцами. Трагическая гибель в особом отделе лейтенантов Волкова и Цуканова, которые в бою оказались со своими людьми в тылу у немцев, вызывала у меня не только сострадание к их судьбам, но и боязнь: не оказаться бы в их положении, ведь особисты, для перестраховки, запросто расстреляют.

После войны бывший замполит Карпов работал на своей довоенной должности в одном из обкомов партии до конца существования этих обкомов. Сухонький, не потерявший на войне здоровья, он казался лет на пятнадцать моложе своего возраста, поэтому продолжал трудиться на благо партии на своем невысоком посту до восьмидесяти пяти лет. Я многое узнал из его писем, о чем в годы войны и не догадывался. Теперь он признавал мои боевые заслуги, хотя в войну, как сказал мне бывший политинформатор политотдела, «клепал» на меня такое, что меня не то что награждать, а военным трибуналом надо было судить.

А теперь каждый раз мой бывший замполит приезжает на ветеранские встречи. Ему уже за девяносто, а все равно приезжает. Очень уж любезно разговаривал он со мною прошлый раз.

— Ты пришли мне боевые эпизоды, а я их в свою книгу включу, ты же воевал, — косвенно признал он, что сам в боях не участвовал.

Карпову нужны были мои боевые эпизоды и хвалебная рецензия на рукопись, которую он прислал мне. До сих пор писательский зуд его одолевает. Целую книгу написал. Просит, чтобы я хороший отзыв дал. А там сплошная ерунда. Из фронтовых газет все списал да фамилии однополчан вставил. Его рукопись и смешно, и стыдно читать. Он же ни одного боя и близко не видал, а пишет все от своего имени, будто он сам бой ведет. Там увидел я фотографию: подпись под снимком сухо сообщает: «На наблюдательном пункте под Харьковом». Когда я увидел на фотографии знакомую опушку лёса, мне стало не по себе: именно здесь мы вели жестокий бой с немцами и потеряли много людей убитыми. Получается, когда мы продвинулись вперед, на эту самую опушку приехали тыловики и устроили на ней гулянку. Карпов, конечно, для форса, назвал это место наблюдательным пунктом, чтобы подтвердить свое мнимое пребывание на передовой: Ему невдомек, что на наблюдательных пунктах не гуляют, палаток не ставят, а прячутся от глаз противника так, чтобы он и в стереотрубу ничего не мог рассмотреть.

Политработники нашего дивизиона находились в обозе, ни за что не отвечали, никто из них ни ранен не был, ни убит, а мы воевали, погибали и за все были в ответе. Не всякий тогда мог осмелиться сказать им правду в глаза. Благо у меня была боевая молодецкая удаль и безоглядность, а уверенность в скорой погибели притупляла страх не только перед врагами, но и перед своими. По счастью, я уцелел, отделался ранениями. Но за прямоту и самостоятельность начальством и политорганами жалован не был.

75 лет назад началась одна из самых ужасных трагедий в человеческой истории - Ржевская битва. Это было чудовищное преступление Сталина перед народом. Красная Армия в конце 1941 года только-только отодвинула фронт от Москвы, освободила первый областной город Калинин. Прибывшие свежие дивизии из Сибири умели лучше воевать в условиях русских морозов. Это давало Красной Армии несомненное преимущество. Однако находящийся в Кремле Иосиф Сталин настолько был напуган перспективой нового немецкого наступления на Москву, что стал отдавать безумные приказы, в результате чего погибло несколько миллионов солдат. Под Ржевом в результате трусости и бездарности Сталина и тупого выполнения красными командирами его преступных приказов полегли практически все сибирские дивизии.

«Мы наступали на Ржев по трупным полям» - исчерпывающе описывает летние бои Петр Михин. Он рассказывает в книге воспоминаний: «Впереди - «долина смерти». Ни миновать, ни обойти ее нет возможности: по ней проложен телефонный кабель — он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить. Ползешь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел. Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьет фонтан тлетворной вони… Идут дожди, в окопах воды по колено. … Если ты уцелел, снова смотри в оба, бей, стреляй, маневрируй, топчись на лежащих под водой трупах. А они мягкие, скользкие, наступать на них противно и прискорбно».

Командующий Западным фронтом Жуков писал: «Вообще должен сказать, Верховный понял, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании этого года».

Миллионные жертвы под Ржевом советской историографией старательно замалчивались и замалчиваются до сих пор. Именно из-за этого многие солдаты не похоронены до сих пор, а их останки разбросаны по ржевским лесам. В каком государстве это возможно? Какой народ на это может равнодушно смотреть? Правда о Ржевской битве начала всплывать только после крушения СССР и благодаря стараниям ржевских краеведов, ржевской общественности.

Ржевские пожарные выдвинули народную инициативу присвоить Ржеву звание «города солдатской славы», именно солдатской, а не воинской. Ибо красным командирам в этом сражении гордиться было нечем - всю тяжесть вынесли на себе именно солдаты. Ржевские краеведы нашли поддержку среди немецких исследователей истории Второй мировой войны. Они предоставили материалы со своей стороны. Стала выясняться ужасная картина бессмысленного убийства, похожего на культовое жертвоприношение, когда безоружных советских солдат гнали на немецкие пулеметы, а сзади в спину добивали хорошо вооруженные заградительные отряды НКВД. Благодаря активности российских и немецких исследователей и краеведов появился мемориал в память о погибших под Ржевом.

Призывы ржевских краеведов и широких слоев общественности наконец услышали и в Кремле: было введено звание «город воинской славы», но не «солдатской», как предлагала общественность. И этим званием был удостоен Ржев, наряду со многими другими городами, в том числе тыловыми. Никак наши власти не хотят покаяться и попросить прощение у миллионов невинно загубленных солдат.

Недавно как в насмешку над памятью миллионов невинно загубленных душ воинов, погибших под Ржевом, власти в Ржевском районе установили памятник Сталину, который единственный раз выезжал из Москвы в сторону фронта, он посетил Ржев, уже несколько месяцев освобожденный к тому времени. Жуткая и мерзкая история. И обидно, что в этом действии принимал участие губернатор Тверской области Игорь Руденя и уважаемый депутат от «Единой России» Владимир Васильев. Может, они не знают, что творят? Может, они не понимают, какое оскорбление они делают общественности?

5 января 1942 года Иосиф Сталин отдал приказ за неделю освободить Ржев от фашистов. Выполнить его удалось лишь через 14 месяцев. Ржев был занят немецкими войсками 15 октября 1941 года. Освобождали город с января 1942 по март 1943 года. Бои под Ржевом были одними из самых ожесточенных, группы фронтов одну за одной проводили наступательные операции, потери с обеих сторон были катастрофическими. Бои шли не только в районе Ржева, но и в Московской, Тульской, Калининской, Смоленской областях. Ржевская битва — самая кровопролитная за всю историю человечества. «Мы залили их реками крови и завалили горами трупов», - так характеризовал ее итоги писатель Виктор Астафьев.

БЫЛА ЛИ БИТВА.

Официальные военные историки так и не признали существование битвы и избегают этого термина, аргументируя свое мнение отсутствием непрерывных операций, а также тем, что сложно отделить окончание и итоги Московской битвы от битвы под Ржевом. К тому же ввести в историческую науку термин «Ржевская битва» означает зафиксировать крупную военную тактическую неудачу.

Ветеран и историк Петр Михин, прошедший войну от Ржева до Праги, в книге «Артиллеристы, Сталин дал приказ! Мы умирали, чтобы победить» утверждает: «Если бы не поспешность и нетерпение Сталина, да если бы вместо шести необеспеченных наступательных операций, в каждой из которых для победы не хватало всего-то чуть-чуть, были бы проведены одна-две сокрушительные операции, не было бы ржевской трагедии». В народной памяти эти события получили названия «ржевская мясорубка», «прорва». До сих пор бытует выражение «погнали подо Ржев». Да и само выражение «гнали» применительно к солдатам появилось в народной речи именно во время тех трагических событий.

«РУС, КОНЧАЙ ДЕЛИТЬ СУХАРИ, БУДЕМ ВОЕВАТЬ»

В начале января 1942 года Красная Армия, разгромив немцев под Москвой и освободив Калинин (Тверь), подошла к Ржеву. 5 января в Ставке Верховного Главнокомандования обсудили проект плана общего наступления Красной Армии зимой 1942 года. Сталин считал, что надо переходить в общее наступление на всех основных направлениях - от Ладожского озера до Черного моря. Был отдан приказ командующему Калининским фронтом: «Ни в коем случае не позднее 12 января овладеть Ржевом… Получение подтвердить, исполнение донести. И. Сталин».

8 января 1942 года Калининский фронт начал Ржевско-Вяземскую операцию. Тогда не только удалось прервать немецкую оборону в 15-20 км западнее Ржева, но и освободить жителей нескольких деревень. Но затем бои затянулись: немцы ожесточенно сопротивлялись, советская армия несла огромные потери, сплошная линия фронта была разорвана. Вражеская авиация почти беспрерывно бомбила и обстреливала наши части, а в конце января немцы начали окружение: их преимущество в танках и авиации было велико.

Ржевитянин Геннадий Бойцов, бывший на момент тех событий ребенком, вспоминает: еще в начале января прилетел «кукурузник» и сбросил листовки — весточку от родной армии: «Из текста листовки навсегда запомнились такие строчки: «Затирайте пиво, квас - в Рождество будем у вас». Всколыхнулись, заволновались деревни; надежды жителей на скорое освобождение после Рождества сменились сомнениями. Они увидели красноармейцев с красными звездочками на шапках вечером 9 января».

Писатель Вячеслав Кондратьев, участвовавший в боях: «Наша артиллерия практически молчала. Артиллеристы имели в запасе три-четыре снаряда и берегли их на случай вражеской танковой атаки. А мы наступали. Поле, по которому мы шли вперед, простреливалось с трех сторон. Танки, которые нас поддерживали, тут же выводились из строя вражеской артиллерией. Пехота оставалась одна под пулеметным огнем. В первом же бою мы оставили убитыми на поле боя треть роты. От безуспешных, кровопролитных атак, каждодневных минометных обстрелов, бомбежек подразделения быстро таяли. У нас не было даже окопов. Винить в том кого-либо трудно. Из-за весенней распутицы с продовольствием у нас было плохо, начался голод, он быстро истощил людей, изможденный солдат уже не мог рыть мерзлую землю. Для солдат все тогда происходившее было трудными, очень трудными, но все-таки буднями. Они не знали, что это был подвиг».

О трудных боях в начале 1942 года рассказывал и писатель Константин Симонов: «Вторая половина зимы и начало весны оказались нечеловечески трудными для нашего дальнейшего наступления. И многократные неудачные попытки взять Ржев стали в нашей памяти чуть ли не символом всех пережитых тогда драматических событий».

Из воспоминаний участника боев за Ржев Михаила Бурлакова: «Долгое время нам вместо хлеба выдавали сухари. Делили их следующим образом - раскладывали их равными кучками. Один из солдат оборачивался, и его спрашивали кому, указывая на ту или иную кучку. Немцы это знали и, чтобы поострить утром, бывало, по громкоговорителю кричат нам: «Рус, кончай делить сухари, будем воевать».

ВООРУЖЕНИЕ И ПОДГОТОВКА.

Хорошая техническая оснащенность давала немцам многократное преимущество. Пехоту поддерживали танки и БТР, с которыми во время боя была связь. По рации можно было вызывать и наводить авиацию, корректировать прямо с поля боя огонь артиллерии.

У Красной армии недоставало ни средств связи, ни уровня подготовки к боевым действиям. Ржевско-Вяземский плацдарм стал местом одного из крупнейших танковых сражений 1942 года. В ходе летней Ржевско-Сычевской операции проходила танковая битва, в которой с обеих сторон участвовало до 1500 танков. А во время осенне-зимней операции только с советской стороны было задействовано 3300 танков.

«Ржевскую академию» прошли многие выдающиеся военачальники: Конев, Захаров, Булганин... Западным фронтом до августа 1942 года командовал Жуков. Но Ржевская битва стала одной из самых бесславных страниц и в их биографиях.

«НЕМЕЦ НЕ ВЫДЕРЖИВАЛ НАШЕГО ТУПОГО УПОРСТВА»

Следующей попыткой захватить Ржев стала Ржевско-Сычевская наступательная операция — одно из самых ожесточенных сражений войны. О планах наступления знало только высшее руководство, переговоры по радио и телефону и всякая переписка были запрещены, приказы передавались устно.

Оборона немцев на Ржевском выступе была организована практически идеально: каждый населенный пункт был превращен в самостоятельный узел обороны с дотами и железными колпаками, траншеями и ходами сообщения. Перед передним краем в 20-10 метрах устанавливались сплошные проволочные заграждения в несколько рядов. Обустройство немцев можно было назвать относительно комфортным: березы служили перилами лестниц и переходов, почти каждое отделение имело блиндаж с электропроводкой и двухъярусными нарами. В некоторых блиндажах были даже кровати, хорошая мебель, посуда, самовары, коврики.

Советские войска находились в куда более тяжелых условиях. Участник боев на Ржевском выступе А. Шумилин вспоминал в мемуарах: «Мы несли большие потери и тут же получали новое пополнение. Каждую неделю в роте появлялись новые лица. Среди вновь прибывающих красноармейцев были в основном деревенские жители. Попадались среди них и городские служащие, самые мелкие чины. Военному делу прибывающие красноармейцы не были обучены. Солдатские навыки им приходилось приобретать в ходе боев. К линии фронта их вели и торопили. … Для нас, окопников, война велась не по правилам и не по совести. Противник, вооруженный «до зубов», имел все, а мы ничего. Это была не война, а побоище. Но мы лезли вперед. Немец не выдерживал нашего тупого упорства. Он бросал деревни и бежал на новые рубежи. Каждый шаг вперед, каждый вершок земли стоил нам, окопникам, многих жизней».

Отдельные бойцы покидали передовую. Помимо до зубов вооруженного заград отряда обычно численностью около 150 человек, в каждом стрелковом полку были созданы специальные группы автоматчиков, получившие задачу не допускать отхода бойцов. При этом возникала ситуация, что заградотряды с пулеметами и автоматами бездействовали, так как бойцы и командиры не оглядывались назад, зато тех же самых пулеметов и автоматов не хватало самим бойцам на передовой. Об этом свидетельствует Петр Михин.

«Мы часто оказывались без продуктов и боеприпасов в безлюдных болотах и безо всякой надежды на помощь своих. Самое обидное для солдата на войне - это когда при всей своей смелости, выносливости, смекалке, преданности делу, самоотверженности он не может одолеть сытого, наглого, хорошо вооруженного, занимающего более выгодную позицию противника - по не зависящим от него причинам: из-за нехватки оружия, боеприпасов, продовольствия, авиационного обеспечения, удаленности тылов», - пишет Михин.

Участник летних боев под Ржевом писатель А. Цветков во фронтовых записках вспоминает, что, когда танковую бригаду, в которой он сражался, перебросили в ближний тыл, он пришел в ужас: вся местность была покрыта трупами солдат: «Кругом зловоние и смрад. Многих тошнит, многих рвет. Так невыносим для организма запах от тлеющих человеческих тел. Жуткая картина, отродясь такой не видывал...»

Командир минометного взвода Л. Вольпе: «Где-то впереди правее угадывалась [деревня] Дешевка, которая досталась нам чрезвычайно дорогой ценой. Вся поляна была усеяна телами… Запомнился целиком погибший расчет противотанкового орудия, лежащий около своей перевернутой вверх колесами пушки в большущей воронке. Виден был командир орудия с биноклем в руке. Заряжающий с зажатым в руке шнуром. Подносчики, навсегда застывшие со своими так и не попавшими в казенник снарядами».

Больших результатов наступление не принесло: удалось захватить лишь небольшие плацдармы на западных берегах рек. Командующий Западным фронтом Жуков писал: «Вообще должен сказать, Верховный понял, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании этого года».

БОИ «ЗА КРОХОТНЫЙ БУГОРОК»

Хроника трагических событий порой шокирует удивительными деталями: например, названием реки Бойня, по берегам которой наступала 274-я стрелковая дивизия: в те дни, по словам участников, она была красной от крови.

Из воспоминаний ветерана Бориса Горбачевского «Ржевская мясорубка»: «Не считаясь с потерями - а были они огромны! - командование 30-й армии продолжало посылать все новые батальоны на бойню, только так и можно назвать то, что я увидел на поле. И командиры, и солдаты все яснее понимали бессмысленность происходящего: взяты или не взяты деревни, за которые они клали головы, это нисколько не помогало решить задачу, взять Ржев. Все чаще солдата охватывало равнодушие, но ему объясняли, что он не прав в своих слишком простых окопных рассуждениях…»

21 сентября советские штурмовые группы ворвались в северную часть Ржева, и началась «городская» часть битвы. Враг неоднократно бросался в контратаки, отдельные дома и целые кварталы по нескольку раз переходили из рук в руки. Ежедневно немецкая авиация бомбила и обстреливала советские позиции.

Писатель Илья Эренбург в книге воспоминаний «Годы, люди, жизнь» писал: «Ржева я не забуду. Неделями шли бои за пять-шесть обломанных деревьев, за стенку разбитого дома, да крохотный бугорок».

17-месячная оккупация Ржева - величайшая трагедия в его многовековой истории. Это история и стойкости человеческого духа, и подлости, и предательства.

В городе действовал Ржевский городской концлагерь. Писатель Константин Воробьев, прошедший ад лагеря, писал: «Кем и когда проклято это место? Почему в этом строгом квадрате, обрамленном рядами колючки, в декабре еще нет снега? Съеден с крошками земли холодный пух декабрьского снега. Высосана влага из ям и канавок на всем просторе этого проклятого квадрата! Терпеливо и молча ждут медленной, жестоко неумолимой смерти от голода советские военнопленные...»

Но самая главная трагедия Ржева была в том, что жители гибли не только от непосильного труда на строительстве вражеских оборонительных укреплений города, но и от обстрелов и бомбежек советской армии: с января 1942 года по март 1943 года город обстреливала наша артиллерия и бомбила наша авиация. Еще в первой директиве Ставки о задачах по овладению Ржева говорилось: «громить вовсю город Ржев, не останавливаясь перед серьезными разрушениями города». В «Плане использования авиации...» летом 1942 года содержалось: «В ночь с 30 на 31 июля 1942 года разрушить Ржев и Ржевский железнодорожный узел». Будучи длительное время крупным опорным немецким пунктом, город подлежал уничтожению.

«РУССКИЙ ЛЮДСКОЙ КАТОК»

17 января 1943 года был освобожден город Великие Луки в 240 километрах западнее Ржева. Угроза окружения становилась для немцев реальной.

Немецкое командование, израсходовав в зимних боях все свои резервы, доказало Гитлеру, что необходимо уйти из Ржева и сократить линию фронта. 6 февраля Гитлер дал разрешение на отвод войск. 2 марта 1943 года немцы сами оставили город. Для отхода создавались промежуточные оборонительные рубежи, строились дороги, по которым вывозилась боевая техника, военное имущество, продовольствие, скот. На запад угоняли, якобы по собственному желанию, тысячи мирных жителей.

Уходя из Ржева, фашисты согнали в Покровскую старообрядческую церковь на улице Калинина почти все оставшееся в живых население города - 248 человек - и заминировали церковь. Двое суток в голоде и холоде, слыша взрывы в городе, ржевитяне каждую минуту ждали смерти, и лишь на третий день советские саперы извлекли из подвала взрывчатку, нашли и разминировали мину. Освобожденная В.Маслова вспоминала: «Вышла из церкви с 60-летней матерью и дочерью двух лет семи месяцев. Какой-то младший лейтенант дал дочке кусок сахара, а она его спрятала и спросила: «Мама, это снег?»

Ржев представлял собой сплошное минное поле. Даже скованная льдом Волга была густо усеяна минами. Впереди стрелковых частей и подразделений шли саперы, проделывая в минных полях проходы. На главных улицах стали появляться таблички с надписями: «Проверено. Мин нет».

В день освобождения - 3 марта 1943 года - в разрушенном до основания городе с 56-тысячным довоенным населением оставалось 362 человека, включая узников Покровской церкви.

В начале августа 1943 года случилось редчайшее событие - Сталин единственный раз выехал из столицы в сторону фронта. Он посетил Ржев и отсюда отдал приказ о первом победном салюте в Москве в честь взятия Орла и Белгорода. Верховный Главнокомандующий хотел своими глазами увидеть город, откуда почти полтора года исходила угроза нового похода нацистов на Москву. Любопытно и то, что звание маршала Советского Союза Сталину было присвоено 6 марта 1943 года, после освобождения Ржева.

ПОТЕРИ

Потери и Красной Армии, и вермахта в Ржевской битве по-настоящему не подсчитаны. Но очевидно, что они были просто гигантскими. Если Сталинград вошел в историю как начало коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны, то Ржев - как кровопролитная борьба на истощение.

Из книги воспоминаний Петра Михина: «Спросите любого из трех встреченных фронтовиков, и вы убедитесь, что один из них воевал подо Ржевом. Сколько же побывало там наших войск! … Стыдливо умалчивали о ржевских боях воевавшие там полководцы. А то, что это замалчивание перечеркнуло героические усилия, нечеловеческие испытания, мужество и самопожертвование миллионов советских солдат, то, что это явилось надругательством над памятью почти миллиона погибших — это, выходит, не так уж и важно».

По материалам ТАСС